Dienstag, 9. Februar 2016

Гофман в Дрездене

Моему папе, Вощанкину Анатолию Николаевичу,
более  десяти лет водившему экскурсии «Пешком в историю»,
 почётному гражданину города Дрездена
 с благодарностью за помощь
 в подготовке материалов  этого текста


По странному стечению обстоятельств мои пути передвижения по Германии  постоянно пересекаются  с путями великого немецкого писателя. Началось всё ещё 17 лет назад, в Дрездене. Вторая встреча произошла в Бамберге в 2009 году, во время празднования 200-летия пребывания Гофмана в этом волшебном городе. Он так понравился моей дочке, что она отпраздновала там свою свадьбу.
Ровно через 200 лет после приезда Гофмана в Берлин приезжаю туда и я. Мы с мужем живём в Берлине с декабря 2014 года. Когда нам предложили организовать здесь выставку, мы и подумать не могли сначала, что она окажется снова связанной с именем автора «Золотого горшка» (эссе "Дрезденская вигилия", 2011). С темой «Карнавал» связаны мои иллюстрации к произведениям Гофмана,  и я решила устроить литературную встречу его памяти. В процессе подготовки выяснилось, что, чествуя писателя, мы не только отмечаем 200-летний юбилей первого издания «Золотого Горшка», но и 240-летний юбилей самого писателя. Так таинственный сказочник ещё раз напомнил о себе. Спасибо ему за это!

Ирина Шиповская, 24.01.2016, Берлин


Гофман в Дрездене

18 марта 1813 года Гофман  подписывает договор, по которому является капельмейстером оперной труппы  Йозефа Секонды. 21 апреля он вместе с женой покидает Бамберг.  Далёкий от политики, Гофман и не представлял себе, что его ожидает впереди. Из-за военных действий дорога на Дрезден оказалась очень не простой. Почтовые станции были заняты французами, приходилось объезжать их стороной. Три дня путешественники ехали в сопровождении прусских войск. Одну ночь пришлось ночевать среди русских казаков. 
Наконец, 25 апреля приехали они в Дрезден и до 23 мая ожидали, безрезультатно, встречи с театральным директором, который в это время находился в Лейпциге. Гофман вынужден оставить уже полюбившийся ему Дрезден и отправиться в Лейпциг и там начать свою карьеру капельмейстера саксонских театров.  Спустя некоторое время выяснилось, что у директора возникли финансовые затруднения, и ему придётся всю труппу уволить. Но артисты продолжали работать. Имея связи при саксонском дворе, директор получил возможность возобновить выступления в  дворцовом театре Дрездена. 25 июня Гофман снова возвращается в Дрезден, где находится до 9 декабря 1813 года.
А между тем, пожар войны с Наполеоном охватывает город, 27 и 28 августа 1813 под Дрезденом идут бои. Гофман пережил все ужасы войны и, рискуя жизнью, несколько раз попадал в смертельно опасные ситуации. Например, однажды он прошел в пятидесяти шагах от французских стрелков, ведущих перестрелку с союзными войсками. В другой раз Гофман, выйдя из своего дома, увидел, как пушечное ядро упало прямо между двумя фурами, груженными порохом. На Замковой улице осколок снаряда повредил ему ногу.  Он видел Наполеона, когда тот крикнул адьютанту: «Увидим!». («Voyons!»).
Битва за Дрезден продолжалась три дня (25 августа — 28 августа 1813), в течение которых город пережил самый сильный артиллерийский обстрел за все время своего существования. На поле битвы остались десятки тысяч убитых. Это была последняя победа Наполеона.
12 мая 1813 года Гофман записал в своем дневнике: «Днем видел императора… на мосту, где он наблюдал, как мимо него продефилировали кавалерия и артиллерия (особое ощущение)». Что это за «особое ощущение»? Гофман пишет: «Наш мир-это страшный театр, в котором безжалостный кукловод дёргает нас за невидимые ниточки».
29 августа 1813 года писатель  посетил место сражения. Свои впечатления он запечатлел в описании («Три роковых месяца», 1813), предназначавшемся для друзей в Бамберге и для последующего опубликования: «Сегодня проходил мимо сада Мошинских и впервые в жизни увидел поле битвы. Лишь сейчас там начали убирать… Как я заметил, сначала сняли с убитых французов мундиры, а затем их похоронили в братских могилах по двадцать — тридцать человек… Поле покрывали тела убитых русских солдат, часть из которых была страшно изуродована и разорвана в клочья — например, у одного, как я видел, было снесено полголовы… На отдельных не изуродованных лицах запечатлелась ярость боя; одного смерть застигла в тот момент, когда он полез в патронташ, чтобы перезарядить ружье. Один русский офицер… взметнул правой рукой саблю над головой, да так и застыл навеки. Пушечное ядро попало ему прямо в сердце, оторвав левую руку и раздробив грудь. На вид ему не могло быть больше 23 лет…Мне показалось, будто неподалеку в траве что-то шевелится… Мы приблизились. И что же — русский, у которого были ужаснейшим образом прострелены обе ноги, так что все покрыто было запекшейся кровью, удобно уселся и жевал кусок солдатского хлеба».
В «Трех роковых месяцах» он пишет: «Мы уютно устроились у окна с бокалами вина, как вдруг посреди рынка разорвался снаряд. В тот же самый миг вестфальский солдат, собравшийся набрать из колонки воды, упал с размозженной головой и чуть поодаль от него — прилично одетый горожанин. Казалось, он собирается встать, но живот его был распорот, кишки вывалились наружу, и он упал замертво… У актера Келлера выпал бокал из рук. Я выпил свой и воскликнул: „Что вся наша жизнь! Слаба человеческая природа, не может вынести  кусочка раскаленного железа!“».
Однако, именно здесь, видя каждый день заваленные трупами траншеи, слыша крики раненых солдат и лошадей, насмотревшись на всю кровь и грязь войны, он пишет одно из самых значимых романтичных немецких произведений: «Золотой горшок: сказка из новых времен». Это сказка о волшебной любви и мире грез.
Дрезден XIX века в «Золотом горшке» - реальный город с конкретными географическими местами, знакомыми всем, кому довелось жить в этом удивительном городе.

Прогулка по Дрездену «Э.Т.А.Гофман «Золотой горшок»

1. Черные ворота. Дорога к Линковым купальням. Бузинные деревья у каменной ограды. Набережная Эльбы.

ВИГИЛИЯ ПЕРВАЯ
Злоключения студента Ансельма... - Пользительный табак конректора              
Паульмана и золотисто-зеленые змейки.

   В  день  вознесения,  часов  около трех пополудни, чрез Черные ворота в
Дрездене  стремительно  шел  молодой  человек  и как раз попал в корзину с
яблоками  и пирожками, которыми торговала старая, безобразная женщина, - и
попал  столь  удачно, что часть содержимого корзины была раздавлена, а все
то,  что  благополучно  избегло этой участи, разлетелось во все стороны, и
уличные мальчишки радостно бросились на добычу, которую доставил им ловкий
юноша!
Когда  студент  подошел к концу аллеи, ведущей к Линковым купальням, он
почти  задыхался. Он должен был замедлить шаг; он едва смел поднять глаза,
потому  что  ему все еще представлялись яблоки и пирожки, танцующие вокруг
него,  и  всякий  дружелюбный  взгляд проходящей девушки был для него лишь
отражением  злорадного  смеха  у  Черных  ворот.  Так  дошел он до входа в
Линковы  купальни;  ряд  празднично  одетых  людей непрерывно входил туда.
Духовая  музыка  неслась  изнутри,  и  все  громче и громче становился шум
веселых  гостей.  Бедный студент Ансельм чуть не заплакал, потому что и он
хотел в день вознесения, который был для него всегда особенным праздником,
-  и  он хотел принять участие в блаженствах линковского рая: да, он хотел
даже  довести дело до полпорции кофе с ромом и до бутылки двойного пива и,
чтобы попировать настоящим манером, взял денег даже больше, чем следовало.
И  вот роковое столкновение с корзиной яблок лишило его всего, что при нем
было.  О  кофе,  о двойном пиве, о музыке, о созерцании нарядных девушек -
словом,  обо  всех  грезившихся  ему наслаждениях нечего было и думать; он
медленно  прошел  мимо  и  вступил  на  совершенно уединенную дорогу вдоль
Эльбы.  Он  отыскал  приятное  местечко  на траве под бузиною, выросшей из
разрушенной  стены,  и,  сев там, набил себе трубку пользительным табаком,
подаренным ему его другом, конректором Паульманом. Около него плескались и
шумели  золотистые  волны  прекрасной Эльбы; за нею смело и гордо поднимал
славный Дрезден свои белые башни к прозрачному своду, который опускался на
цветущие  луга  и  свежие  зеленые  рощи;  а  за ними, в глубоком сумраке,
зубчатые  горы  давали  знать  о  далекой Богемии.

2. Аллея тополей у Козельского сада. Путешествие по Эльбе на лодке в сторону Пирнасского предместья. Фейерверк у Антонского сада. Замковая улица. Лавка Конради.

ВИГИЛИЯ ВТОРАЯ
Как студент Ансельм был принят за пьяного и умоисступленного. - Поездка по
Эльбе. - Бравурная ария капельмейстера Грауна. - Желудочный ликер Конради
 и бронзовая старуха с яблоками.

Он  хотел  уже  завернуть в аллею тополей у Козельского
сада,  как  услышал сзади себя голос: "Господин Ансельм, господин Ансельм!
Скажите,  ради  бога,  куда  это  вы бежите с такой поспешностью?" Студент
остановился  как вкопанный, в убеждении, что над ним непременно разразится
какое-нибудь  новое  несчастье. Снова послышался голос: "Господин Ансельм,
идите  же  назад.  Мы  ждем вас у реки!" Тут только студент понял, что это
звал  его  друг,  конректор  Паульман;  он  пошел  назад  к Эльбе и увидел
конректора  с  обеими  его  дочерьми  и  с  регистратором Геербрандом; они
собирались сесть в лодку. Конректор Паульман пригласил студента проехаться
с  ними  по  Эльбе,  а  затем  провести  вечер  у  него в доме в Пирнаском
предместье.   Студент   Ансельм  охотно  принял  приглашение,  думая  этим
избегнуть  злой  судьбы,  которая  в этот день над ним тяготела. Когда они
плыли  по  реке,  случилось, что на том берегу, у Антонского сада, пускали
фейерверк.  Шурша  и  шипя,  взлетали  вверх  ракеты,  и светящиеся звезды
разбивались  в  воздухе  и  брызгали тысячью потрескивающих лучей и огней.
Студент  Ансельм сидел углубленный в себя около гребца; по когда он увидел
в  воде отражение летавших в воздухе искр и огней, ему почудилось, что это
золотые  змейки пробегают по реке. Все странное, что он видел под бузиною,
снова  ожило  в  его  чувствах  и  мыслях, и снова овладело им невыразимое
томление,  пламенное  желание, которое там потрясло его грудь в судорожном
скорбном восторге.()
Уже рано утром собрал он вместе свои карандаши, перья и китайскую тушь; лучших материалов, думал он,  не  выдумает,  конечно,  и  сам  архивариус  Линдгорст.  Прежде всего осмотрел  он  и привел в порядок свои образцовые каллиграфические работы и
рисунки,   чтоб   показать   их   архивариусу,  как  доказательство  своей
способности   исполнить  требуемое.  Все  шло  благополучно  казалось,  им
управляла  особая  счастливая  звезда:  галстук  принял  сразу  надлежащее
положение;  ни  один  шов не лопнул; ни одна петля не оборвалась на черных
шелковых  чулках;  вычищенная  шляпа не упала лишний раз в пыль, - словом,
ровно  в  половине  двенадцатого  часа студент Ансельм в своем щучье-сером
фраке  и  черных  атласных  брюках,  со  свертком каллиграфических работ и
рисунков  в  кармане, уже стоял на Замковой улице, в лавке Конради, где он
выпил  рюмку-другую  лучшего  желудочного  ликера,  ибо  здесь,  думал он,
похлопывая  по  своему еще пустому карману, скоро зазвенят специес-талеры.
Несмотря  на  длинную дорогу до той уединенной улицы, на которой находился
старый дом архивариуса Линдгорста, студент Ансельм был у его дверей еще до
двенадцати часов. Он остановился и рассматривал большой и красивый дверной
молоток,  прикрепленный к бронзовой фигуре. Но только что он хотел взяться
за  этот  молоток  при последнем звучном ударе башенных часов на Крестовой
церкви,   как   вдруг   бронзовое   лицо   искривилось   и  осклабилось  в
отвратительную  улыбку и страшно засверкало лучами металлических глаз. Ах!
Это  была  яблочная  торговка  от  Черных  ворот!

ВИГИЛИЯ ТРЕТЬЯ
  Известие о семье архивариуса Линдгорста. - Голубые глаза Вероники. -
                          Регистратор Геербранд.

Дело в  том,  что после происшествия перед домом архивариуса
Линдгорста студент Ансельм никак  не  решался возобновить свое  посещение,
ибо, по его глубочайшему убеждению, только счастливая случайность избавила
его если не  от смерти,  то,  по крайней мере,  от опасности сойти с  ума.
Конректор Паульман как раз проходил по улице в то время, как он без чувств
лежал у  крыльца и  какая-то старуха,  оставив свою корзину с  пирожками и
яблоками,  хлопотала около  него.  Конректор Паульман  тотчас  же  призвал
портшез и таким образом перенес его домой.

ВИГИЛИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
Меланхолия студента Ансельма. - Изумрудное зеркало. - Как архивариус
 Линдгорст улетел коршуном и студент Ансельм никого не встретил.

Итак,  студент  Ансельм  каждый вечер, когда солнце рассыпало по верхушкам
деревьев  свои  золотые  искры,  ходил под бузину и взывал из глубины души
самым  жалостным  голосом  к ветвям и листьям и звал дорогую возлюбленную,
золотисто-зеленую  змейку.  Однажды,  когда он, по обыкновению, предавался
этому занятию, вдруг перед ним явился длинный, худой человек, завернутый в
широкий  светлосерый  плащ,  и,  сверкая на него своими большими огненными
глазами, закричал:
   - Гей,  гей!  Что это там такое хныкает и визжит?  Эй!  эй!  да это тот
самый господин Ансельм, что хочет списывать мои манускрипты!
   Студент  Ансельм  немало испугался этого могучего голоса, потому что он
узнал  в  нем  тот самый голос, который тогда, в день вознесения, неведомо
откуда  закричал:  "Эй,  эй!  что  там  за шум, что там за толки?" - и так
далее. От изумления и испуга он не мог произнести ни слова.
   - Ну,  что же с вами такое,  господин Ансельм?  -  продолжал архивариус
Линдгорст (человек в светло-сером плаще был не кто иной). - Чего вы хотите
от  бузинного дерева и  почему вы  не приходите ко мне,  чтобы начать вашу
работу?
А теперь - adieu, любезный господин Ансельм. Я хожу немного скоро
и  потому  не  приглашаю  вас вернуться в город вместе со мной. Adieu, 'до
свидания,  завтра в двенадцать часов. Архивариус отдал студенту Ансельму
маленький  пузырек  с золотисто-желтою жидкостью и пошел так быстро, что в
наступившем  между  тем  глубоком  сумраке казалось, что он более слетает,
нежели  сходит  в  долину.  Он  был  уже  вблизи  Козельского  сада, когда
поднявшийся  ветер раздвинул полы его широкого плаща, взвившиеся в воздух,
так  что  студенту  Ансельму,  глядевшему  с изумлением вслед архивариусу,
представилось,  будто большая птица раскрывает крылья для быстрого полета.


3. Замковая улица. Новый рынок. Морицштрассе.  Эльбский мост. Отдаленная улица у Озерных ворот.

ВИГИЛИЯ ПЯТАЯ
Госпожа надворная советница Ансельм. - Cicero, De officiis[*]. Мартышки и
прочая сволочь. - Старая Лиза. - Осеннее равноденствие.

Вероника предалась вполне,  по обыкновению молодых девиц, сладким грезам о
светлом будущем. Она была госпожой надворной советницей, жила в прекрасной
квартире на  Замковой улице,  или  на  Новом рынке,  или на  Морицштрассе,
шляпка новейшего фасона,  новая турецкая шаль шли к  ней превосходно,  она
завтракала в  элегантном неглиже  у  окна,  отдавая необходимые приказания
кухарке:  "Только,  пожалуйста,  не  испортите этого  блюда,  это  любимое
кушанье  господина  надворного  советника!"   Мимоидущие  франты  украдкой
поглядывают кверху,  и  она  явственно слышит:  "Что это  за  божественная
женщина,  надворная советница,  и  как удивительно к ней идет ее маленький
чепчик!"

Тема войны с Наполеоном:
   Анжелика - так называлась старшая Остерс -  была помолвлена с одним офицером, который находился в армии, и от которого так  долго не  было известий,  что трудно было сомневаться в  его смерти или, по крайней мере, в том, что он тяжело ранен. Это повергло ее в
глубокое огорчение;  но сегодня она была неудержимо весела,  чему Вероника
немало удивилась и откровенно ей это высказала.
   - Милая моя,  -  сказала Анжелика,  -  ужели ты думаешь,  что я не ношу
всегда  моего  Виктора  в  моем  сердце,  в  моих  чувствах и  мыслях?  Но
поэтому-то я так и весела,  -  ах, боже мой! - так счастлива, так блаженна
всею душою! Ведь мой Виктор здоров, и я его скоро опять увижу ротмистром и
с орденами, которые он заслужил своей безграничной храбростью. Сильная, но
вовсе не опасная рана в правую руку от сабли неприятельского гусара мешает
ему  писать,  да  и  постоянная перемена места,  -  так  как он  не  хочет
оставлять  своего  полка,  -  делает  для  него  невозможным дать  о  себе
известие;  но сегодня вечером он получает отпуск для излечения.  Завтра он
уезжает  сюда  и,   садясь  в  экипаж,   узнает  о  своем  производстве  в
ротмистры...
   - Но,  милая Анжелика,  -  прервала ее  Вероника,  -  как же ты это все
теперь уже знаешь?

Рассказ  Анжелики  заронил  в   душу  Вероники  искру,   которая  скоро
разгорелась в  желание расспросить старуху об Ансельме и о своих надеждах.
Она  узнала,  что старуху зовут фрау Рауэрин,  что она живет на  отдаленной
улице  у  Озерных ворот,  бывает,  наверное, дома  по  вторникам,  средам  и
пятницам от  семи часов вечера и  всю ночь до солнечного восхода и  любит,
чтоб приходили одни,  без  свидетелей.  Была как  раз  среда,  и  Вероника
решилась,  под предлогом проводить своих гостей, пойти к старухе, что ей и
удалось.  Простившись у Эльбского моста с приятельницами,  жившими в Новом
городе,  она поспешила к  Озерным воротам и скоро очутилась в указанной ей
пустынной узкой улице,  а  в  конце ее увидала маленький красный домик,  в
котором,  по  описанию,  должна была  жить  фрау  Рауэрин.

ВИГИЛИЯ ШЕСТАЯ
 Сад архивариуса Линдгорста с птицами-пересмешниками. - Золотой горшок. -
Английский косой почерк. - Скверные кляксы. - Князь духов.

Совершенно  оглушенный  чудесными  явлениями,   остановился  он   перед
крыльцом,  как вдруг над ним растворилось окошко, он поглядел вверх, - это
был архивариус Линдгорст -  совершенно тот старик в  светло-сером сюртуке,
каким он его прежде видел.
   - Эй,  любезный господин Ансельм, - закричал он ему, - о чем это вы так
задумались,   или  арабская  грамота  не  выходит  из  головы?  Кланяйтесь
господину конректору Паульману,  если вы  идете к  нему,  да возвращайтесь
завтра ровно в  двенадцать часов.  Сегодняшний гонорар уже лежит в  правом
кармане вашего жилета.
   Ансельм  действительно  нашел  блестящий  специес-талер  в   означенном
кармане, но это его нисколько не обрадовало. "Что изо всего этого будет, я
не знаю,  -  сказал он самому себе.  -  Но если мною и овладевает безумная
мечта, если я и околдован, все-таки в моем внутреннем существе живет милая
Серпентина,  и я лучше совсем погибну,  нежели откажусь от нее, потому что
ведь я  знаю,  что мысль во мне вечна и никакое враждебное начало не может
ее уничтожить; а что же такое эта мысль, как не любовь Серпентины?"

4. Перекресток по дороге на Дрезден. Гостиницы: «Золотой ангел», «Шлем», «Stadt  Naumburg».

ВИГИЛИЯ СЕДЬМАЯ
Как конректор Паульман выколачивал трубку и ушел спать. - Рембрандт и
 Адский Брейгель. - Волшебное зеркало и рецепт доктора Эпштейна против
                           неизвестной болезни.

Наконец эта роковая ночь, в которую старая
Лиза  обещала  ей  помощь  и  утешение,   наступила,   и  Вероника,  давно
освоившаяся с  мыслию  о  ночном странствии,  чувствовала себя  совершенно
бодрою. Как стрела промчалась она по пустынным улицам, не обращая внимания
на  бурю и  на  ветер,  бросавший ей  в  лицо крупные капли дождя.  Глухим
гудящим звуком  пробил  колокол Крестовой башни  одиннадцать часов,  когда
Вероника, совсем промокшая, стояла перед домом старухи.
Когда  они  вышли  в  поле,  дождь  перестал, но буря была еще сильнее;
тысячи  голосов  завывали  в  воздухе.  Страшный, раздирающий сердце вопль
раздавался  из  черных  облаков,  которые  сливались  в  быстром течении и
покрывали   все   густым  мраком.  Но  старуха  быстро  шагала,  восклицая
пронзительным  голосом:  "Свети,  свети,  сынок!"  Тогда перед ними начали
змеиться  и  скрещиваться голубые молнии, и тут Вероника заметила, что это
кот прыгал кругом них, светясь и брызгая трескучими искрами, и что это его
жуткий  тоскливый  вопль она слышала, когда буря умолкала на минуту.
Хотел  бы  я,  благосклонный  читатель, чтобы тебе пришлось 23 сентября
быть  на дороге к Дрездену; напрасно с наступлением позднего вечера хотели
задержать  тебя на последней станции; дружелюбный хозяин представлял тебе,
что на дворе буря и дождь слишком сильны и что вообще неблагоразумно ехать
в  такую  темень  в  ночь равноденствия; но ты на это не обратил внимания,
совершенно правильно соображая: я дам почтальону целый талер на водку и не
позже  часа буду в Дрездене, где у "Золотого ангела", или в "Шлеме", или в
"Stadt  Naumburg"[*]  меня  ждут  хороший  ужин и мягкая постель. И вот ты
едешь   во   тьме   и  вдруг  видишь  в  отдалении  чрезвычайно  странный,
перебегающий  свет.  Подъехавши  ближе,  ты  видишь  огненное  кольцо, а в
середине  его, около котла, из которого вырывается густой дым и сверкающие
красные лучи и искры, - две сидящие фигуры. Дорога идет как раз через этот
огонь,  но  лошади  фыркают,  топчутся  и  становятся  на  дыбы; почтальон
ругается,  молится  и  бьет  лошадей  - они не трогаются с места. Невольно
выскакиваешь  ты  из экипажа и делаешь несколько шагов вперед. Тут ты ясно
видишь стройную красивую девушку, которая в белом ночном платье склонилась
над  котлом. 
Напротив  нее  сидит, согнувшись,  на  земле  длинная,  худая,  медно-желтая  старуха  с  острым ястребиным  носом и сверкающими кошачьими глазами; из-под черного плаща, в
который она закутана, высовываются голые костлявые руки, и, мешая в адском
вареве,  смеется  она  и  кричит  каркающим голосом среди рева и завывания
бури.  Я полагаю, любезный читатель, что как бы ты ни был бесстрашен, но и
у  тебя  при  взгляде на эту живую картину Рембрандта или Адского Брейгеля
волосы  встали  бы  дыбом. 
Тут почтальон  громко затрубил в свой рог, старуха опрокинулась в свое варево,
и  все  разом  исчезло  в  густом  дыму.

ВИГИЛИЯ ВОСЬМАЯ
Библиотека с пальмами. - Судьба одного несчастного Саламандра. - Как
черное перо любезничало с свекловицею, а регистратор Геербранд весьма
                                 напился.

Едва  сделали  они  несколько  шагов,  как  встретили регистратора
Геербранда,  который к ним дружелюбно присоединился. Около городских ворот
они  набили трубки;  регистратор Геербранд сожалел,  что не  взял с  собою
огнива, но архивариус Линдгорст с досадой воскликнул:
   -  Какого  там  еще  огнива!  Вот  вам огня сколько угодно! - И он стал
щелкать  пальцами,  из  которых  посыпались крупные искры, быстро зажегшие
трубки.
   -  Смотрите, какой химический фокус! - сказал регистратор Геербранд, но
студент  Ансельм  не  без  внутреннего  содрогания подумал о Саламандре. В
Линковых  купальнях  регистратор  Геербранд - вообще человек добродушный и
спокойный  -  выпил  так  много  крепкого  пива,  что начал петь пискливым
тенором студенческие песни и у всякого спрашивал с горячностью: друг ли он
ему или нет? - пока наконец не был уведен домой студентом Ансельмом, после
того как архивариус Линдгорст уже давно ушел.


5.Пирнасские ворота.

ВИГИЛИЯ ДЕВЯТАЯ
Как студент Ансельм несколько образумился. - Компания за пуншем. - Как
студент Ансельм принял конректора Паульмана за филина и как тот весьма за
           это рассердился. - Чернильное пятно и его следствия.

Тайная  магическая  сила  увлекла  его  к Пирнаским воротам, и
только  что  он  хотел  завернуть в боковую улицу, как конректор Паульман,
догоняя его, громко закричал:
   -  Эй,  эй,  почтеннейший господин Ансельм! Amice![*] Amice! Где это вы
пропадаете, скажите, ради бога? Вас совсем не видать. Знаете, что Вероника
страдает  от  желания  еще  раз петь с вами? Ну, идемте же, ведь вы ко мне
шли!
Тут  студент  Ансельм  очнулся от своих грез и, чокаясь с регистратором
Геербрандом, сказал:
   - Это  происходит  оттого,   почтеннейший  господин  регистратор,   что
господин архивариус Линдгорст есть,  собственно,  Саламандр,  опустошивший
сад князя духов Фосфора в сердцах за то, что от него улетела зеленая змея.
   - Что? Как? - спросил конректор Паульман.
   - Да,  -  продолжал студент Ансельм, - поэтому-то он должен теперь быть
королевским архивариусом и  проживать здесь  в  Дрездене со  своими  тремя
дочерьми,   которые,   впрочем,  суть  не  что  иное,  как  три  маленькие
золотисто-зеленые  змейки,   что  греются  на  солнце  в   кустах  бузины,
соблазнительно поют и прельщают молодых людей, как сирены.
   - Господин Ансельм,  господин Ансельм! - воскликнул конректор Паульман.
- У  вас в  голове звенит?  Что за  чепуху такую,  прости господи,  вы тут
болтаете?
   - Он прав, - вступился регистратор Геербранд, - этот архивариус в самом
деле  проклятый Саламандр;  он  выщелкивает пальцами огонь и  прожигает на
сюртуках дыры на манер огненной губки.  Да, да, ты прав, братец Ансельм, и
кто этому не верит,  тот мне враг!  - И с этими словами регистратор ударил
кулаком по столу, так что стаканы зазвенели.
   - Регистратор,  вы  взбесились,  -  закричал рассерженный конректор.  -
Господин студиозус, господин студиозус, что вы такое опять затеяли?
   - Ax,  -  сказал студент, - ведь и вы, господин конректор, не более как
птица филин, завивающий тупеи.
   - Что?  Я птица филин,  завиваю тупеи? - закричал конректор вне себя от
гнева. - Да вы с ума сошли, милостивый государь, вы сошли с ума!
   - Но старуха еще сядет ему на шею, - воскликнул регистратор Геербранд.
   - Да,  старуха сильна,  - вступился студент Ансельм, - несмотря на свое
низменное  происхождение,  так  как  ее  папаша  есть  не  что  иное,  как
оборванное крыло,  а ее мамаша -  скверная свекла, но большей частью своей
силы она обязана разным злобным тварям -  ядовитым канальям,  которыми она
окружена.
   -  Это  гнусная клевета, - воскликнула Вероника со сверкающими от гнева
глазами.  -  Старая  Лиза  - мудрая женщина, и черный кот вовсе не злобная
тварь, а образованный молодой человек самого тонкого обращения и ее cousin
germain[*].
   [* Двоюродный брат (фр.).] "

„Безумный,  претерпи  теперь наказание  за  то,  что  ты  столь дерзновенно совершил!" - так воскликнул страшный  голос  венчанного  Саламандра,  который  появился над змеями как ослепительный  луч  среди  пламени,  и  вот  их  разверстые зевы испустили
огненные  водопады  на  Ансельма,  и  эти огненные потоки, как бы сгущаясь
вокруг его тела, превращались в твердые  ледяные массы. Члены Ансельма, все
теснее  сжимаясь, коченели, и он лишился сознания. Когда он снова пришел в
себя,  он  не мог двинуться и пошевелиться; он словно окружен был каким-то
сияющим  блеском, о который он стукался при малейшем усилии - поднять руку
или  сделать  движение.  Ах!  он  сидел  в плотно закупоренной хрустальной
склянке на большом столе в библиотеке архивариуса Линдгорста.

5. Эльбский мост. Трактир Иозефа и другие трактиры.

ВИГИЛИЯ ДЕСЯТАЯ
Страдания студента Ансельма в склянке. - Счастливая жизнь ученика и
писцов. - Сражение в библиотеке архивариуса Линдгорста. - Победа
Саламандра и освобождение студента Ансельма.

Ах, только бы еще раз увидеть тебя, услышать бы  твой чудный, сладостный голос, милая Серпентина!" - так стонал студент
Ансельм,  проникнутый  глубокою  острою  скорбью;  вдруг совсем около него
кто-то  сказал:  "Не  понимаю, чего вы хотите, господин студент, зачем эти
ламентации  выше всякой меры?" Тут Ансельм увидел, что рядом с ним, на том
же  столе,  стояло  еще  пять  склянок,  в которых он увидел трех учеников
Крестовой школы и двух писцов.
- Ах, милостивые государи, товарищи моего несчастия, - воскликнул он, -
как же это вы можете оставаться столь беспечными,  даже довольными,  как я
это вижу по вашим лицам?  Ведь и вы, как я, сидите закупоренные в склянках
и  не  можете пошевельнуться и  двинуться,  даже не можете ничего дельного
подумать без того, чтобы не поднимался оглушительный шум и звон, так что в
голове затрещит и  загудит.  Но вы,  вероятно,  не верите в Саламандра и в
зеленую змею?
   -  Вы  бредите,  господин  студиозус, - возразил один из учеников. - Мы
никогда  не чувствовали себя лучше, чем теперь, потому что специес-талеры,
которые  мы  получаем  от сумасшедшего архивариуса за всякие бессмысленные
копии,  идут  нам на пользу; нам теперь уж не нужно разучивать итальянские
хоры;  мы  теперь  каждый  день  ходим  к  Иозефу  или  в другие трактиры,
наслаждаемся  крепким  пивом,  глазеем  на  девчонок,  поем, как настоящие
студенты, "Gaudeamus igitur..." - и благодушествуем.
   - Они совершенно правы,  -  вступился писец,  -  я тоже вдоволь снабжен
специес-талерами,  так же, как и мой дорогой коллега рядом, и, вместо того
чтобы списывать все время разные акты,  сидя в четырех стенах,  я прилежно
посещаю веселые места.
   - Но,  любезнейшие господа,  -  сказал студент Ансельм,  -  разве вы не
замечаете,  что вы  все вместе и  каждый в  частности сидите в  стеклянных
банках и не можете шевелиться и двигаться, а тем менее гулять?
   Тут  ученики  и  писцы подняли громкий хохот и закричали: "Студент-то с
ума  сошел:  воображает, что сидит в стеклянной банке, а стоит на Эльбском
мосту  и смотрит в воду. Пойдемте-ка дальше!"
   Молния  прошла  внутри  Ансельма,  трезвучие  хрустальных колокольчиков
раздалось  сильнее  и   могучее,   чем  когда-либо;   его  фибры  и  нервы
содрогнулись,  но все полнее гремел аккорд по комнате, - стекло, в которое
был заключен Ансельм,  треснуло,  и  он упал в  объятия милой,  прелестной
Серпентины.


ВИГИЛИЯ ОДИННАДЦАТАЯ
Неудовольствие конректора Паульмана по поводу обнаружившегося в его
 семействе умоисступления. - Как регистратор Геербранд сделался надворным
  советником и в сильнейший мороз пришел в башмаках и шелковых чулках. -
       Признание Вероники. - Помолвка при дымящейся суповой миске.

Прошло много дней, недель, месяцев; Ансельм
исчез,  но  и  регистратор  Геербранд не показывался, как вдруг 4 февраля,
ровно  в  двенадцать  часов дня, он вошел в комнату конректора Паульмана в
новом,  отличного  сукна  и  модного  фасона платье, в башмаках и шелковых
чулках,  несмотря  на  сильный  мороз,  и с большим букетом живых цветов в
руках.  Торжественно  приблизился он к изумленному его нарядом конректору,
обнял его деликатнейшим манером и проговорил:
   -  Сегодня,  в  день  именин  вашей  любезной  и  многоуважаемой дочери
mademoiselle  Вероники,  я хочу прямо высказать все, что уже давно лежит у
меня  на  сердце! Тогда, в тот злополучный вечер, когда я принес в кармане
своего  сюртука  ингредиенты для пагубного пунша, я имел в мыслях сообщить
вам  радостное  известие  и  в  веселии отпраздновать счастливый день. Уже
тогда  я  узнал, что произведен в надворные советники; ныне же я получил и
надлежащий  патент  на  сие  повышение cum nomine et sigillo principis[*],
каковой и храню в своем кармане.
   [* С именем и печатью государя (лат.).]

ВИГИЛИЯ ДВЕНАДЦАТАЯ
Известие об имении, доставшемся студенту Ансельму как зятю архивариуса
Линдгорста, и о том, как он живет там с Серпентиною. - Заключение.

…каждый раз, как я садился в ночное время, чтобы докончить мой рассказ, казалось, какие-то лукавые духи (может быть,  родственники,  пожалуй,  разные  cousins  germains  убитой  ведьмы) подставляли  мне  блестящий, гладко полированный металл, в котором я видел
только  свое  "я"  -  бледное,  утомленное  и  грустное,  как  регистратор
Геербранд после попойки. Тогда я бросал перо и спешил в постель, чтобы, по
крайней  мере, во сне видеть счастливого Ансельма и прелестную Серпентину.
Так  продолжалось  много  дней  и ночей, как вдруг я совершенно неожиданно
получил следующую записку от архивариуса Линдгорста: "Ваше благородие, как
я  известился,  вы  описали  в  одиннадцати вигилиях странные судьбы моего
доброго  зятя,  бывшего  студента, а в настоящее время - поэта Ансельма, и
бьетесь  теперь  над  тем, чтобы в двенадцатой и последней вигилии сказать
что-нибудь  о его счастливой жизни в Атлантиде, куда он переселился с моею
дочерью  в  хорошенькое  поместье,  которым я владею там. Хотя я не совсем
доволен,  что  вы  открыли читающей публике мою настоящую природу, так как
это может подвергнуть меня тысяче неприятностей на службе и даже возбудить
в государственном совете спорный вопрос: может ли Саламандр под присягою и
с  обязательными  по  закону  последствиями быть принят на государственную
службу  и  можно  ли  вообще  поручать таковому солидные дела, так как, по
Габалису и Сведенборгу, стихийные духи вообще не заслуживают доверия; хотя
может  также  произойти  и то, что теперь мои лучшие друзья будут избегать
моих  объятий  из  опасения  внезапного,  для  париков и фраков пагубного,
воспламенения;  несмотря  на  все  это,  я хочу помочь вашему благородию в
окончании вашего рассказа, так как в нем заключается много доброго обо мне
и  о моей любезной замужней дочери. (Как хотел бы я и двух остальных также
сбыть  с  рук!)  Поэтому,  если вы хотите написать двенадцатую вигилию, то
оставьте  вашу  каморку,  спуститесь  с  вашего  проклятого пятого этажа и
приходите ко мне. В известной уже вам голубой пальмовой комнате вы найдете
все  письменные  принадлежности, и затем вам можно будет в немногих словах
сообщить  читателям  то,  что  вы  сами  увидите, и это гораздо лучше, чем
пространно   описывать   такую   жизнь,  которую  вы  ведь  знаете  только
понаслышке.  С  совершенным  почтением,  вашего  благородия покорный слуга
Саламандр Линдгорст, королевский тайный архивариус".

Календарь сказки «Золотой горшок»:

Май - праздник Вознесения.
Июнь - начало работы у архивариуса.
Июль - прогулки Ансельма к кусту бузины.
Август – Подруга рассказывает Веронике о своем женихе. Вероника первый раз посещает колдунью. (10 августа праздновался в оккупированном французами Дрездене День Наполеона, с пышными торжествами и фейерверком. 27, 28 августа происходило сражение у стен Дрездена с войсками союзников)
Сентябрь – 23 сентября – день осеннего равноденствия, кодовство.
Октябрь - в Линковых купальнях за пивом архивариус Линдгорст показывает фокусы с огнем.
Ноябрь - Пунш в доме конректора Паульмана.
Декабрь - заточение студента Ансельма в склянке.
Январь - освобождение его из стекла.
Февраль - помолвка Вероники с надворным советником Геебрандтом. ( 4 фвраля-День святой Вероники по церковному календарю.)
Март - счастливый брак Ансельма с Серпентиной. (18 марта - День святого Ансельма по церковному календарю, день рождения Юлии Марк, ученицы Э.Т.А. Гофмана, день подписания Гофманом договора с издателем Карлом Фридрихом Кунцем о сборнике «Фантазии в манере Калло», частью которого должна была стать сказка «Золотой горшок».)
Апрель - посещение Гофманом архивариуса Линдгорста.

(для информации)
Юлия Марк – ученица пения  Э.Т.А. Гофмана в Бамберге. Когда она начала брать свои первые уроки у будущего знаменитого писателя, в 1809 году, ей было 13 лет. Капельмейстер Гофман  влюбился без памяти в её несравненный голос. Через два года Юлию выдали замуж за богатого негоцианта из Гамбурга, Георга Грепеля.  Брак Юлии был несчастен и закончился через несколько лет разводом.

Карта старого Дрездена:

Чёрные ворота (SchwarzesTor)
К началу правления Августа Сильного Дрезден был окружен крепостными стенами и представлял собой город ренессансного типа с аккуратными бюргерскими домами, окружавшими княжеские дворцы. Самой красивой улицей города была Хауптштрассе (Hauptstraße), проложенная в 1687 году между площадью Нойштадте Маркт (Neustädtermarkt) и крепостными Черными Воротами, которые впоследствие были снесены и на их месте была выстроена Альбертплац, одна из самых красивых площадей Дрездена. Она же является центральной площадью Нойштадта. В 1817 году площадь заложили на месте Черных ворот, проектировал ее архитектор Тормейер. Альбертплатц  (Albertplatz)– овальная, и от нее как лучи расходятся восемь улиц. На одной из этих улиц, Albertstraße, мы жили, когда приехали в Германию в 1998 году из Москвы. У одного из подъездов нашего дома висела табличка: Am Schwarzen Tor. О том,  что она обозначала, у меня тогда не было никакого понятия. Оказывается, так назвали переулок, ведущий прямо к Чёрным воротам. Построены они были в 1632 году на въезде в город со стороны Баутцнерштрассе.(Bautznerstraße) и представляли собой часть крепостных укреплений вокруг Старого Дрездена (Altdresden), сегодня это район – Нойштадт (Neustadt). У Чёрных ворот находились корчмы, где могли отдохнуть проезжающие на север, в Польшу, стояли почтовые дилижансы, у фонтана поили лошадей.  Видимо потому, что в старину на этом месте проводились казни, это место было не особенно любимо местными жителями. Городские ворота они назвали Чёрными.

Дорога из города в сторону Лейпцига вела через Белые ворота. У этих ворот всегда шумел рынок, дорога была праздничная и оживлённая. Два раза в год в Лейпциге устраивались ярмарки, поэтому двор курфюрста выезжал туда два раза в год: в середине июня и в середине декабря. Белые ворота находились между площадью Японского дворца (Palaisplatz) и Robert-Blum-Straße. Сохранился один из обрамляющих ворота акцизных домов. Но строительство их началось уже после смерти  Э.Т.А.Гофмана, в 1827 году.   В «Золотом горшке» они не упоминаются, хотя Гофман не раз проезжал через них по дороге в Лейпциг и обратно. Одной из причин могла послужить дорожная авария, произошедшая с ним весной 1813. Гофман с женой отправлялся в дилижансе на встречу с директором Дрезденской оперы, Йозефом Секондой,  который находился в это время в Лейпциге. По пути повозка перевернулась, одна из пассажирок погибла, а жена Гофмана, Михаэлина, получила тяжёлые травмы головы и вынуждена была остаться в Майсене. По другой моей версии, Белые ворота не упоминаются Гофманом потому, что он намеренно «водит читателя по кругу» в направлении часовой стрелки: Чёрные ворота, Хольцхофгассе, Козельский сад, Линковы купальни, переправа у Антонского сада, Пирнасские ворота, Озёрные ворота, Озёрная улица, Замковая улица. Внутренний круг: Замковые ворота, Ноймаркт, Фрауенкирхе, Морицштрассе, Альтмаркт, Кройцкирхе, снова Озёрная улица, Замковая улица, Эльбский мост.
Единственный в то время мост через Эльбу в Дрездене, во время прибытия Гофмана в город, 25 апреля 1813 года, лежал в руинах. Ещё в марте французы, отходя в Тюрингию, взорвали его. Гофман, который восхищался этим архитектурным шедевром XIII века, увидел в вандализме французов сигнал приближающейся катастрофы. Писатель уже посещал Дрезден в 1800 и в 1802 годах. В его дневниках можно прочесть: «Когда я снова буду бродить по райским кущам? Когда я снова увижу Дрезден?»

Крепостные сооружения в восточном направлении по дороге в сторону города Пирна и далее до Богемских гор. Первые  Пирнасские ворота были построены еще в 1591 году, много раз перестраивались, просуществовали до 1820 года. Находились на территории Altstadt Dresden. С 1821 года вместо ворот была построена площадь.

Въездные ворота в Дрезден со стороны Эльбского моста. Первое упоминание о строительстве ворот относится к 1530 году. В 1730 году происходит полная пересторйка крепостных сооружений, в 1866 – 68 годах сооружается зал для балов, а в 1901 строение приобретает современный облик, в стиле неоренессанса. В город из Замковых ворот ведёт Шлоссштрассе (Schloßstraße)

Одно из важнейших крепостных сооружений  в южном направлении, в сторону Чехии.Находились в противоположной от замковых ворот части города. Первое упоминание в хрониках об Озёрных воротах – 1403 год. Они были перестроены и превращены в крепостные в 1550 году. В то время башня ворот использовалась как тюрьма. К воротам с внутренней стороны города вела Озёрная улица (Seestraße). И сейчас существует эта улица. Она находится в самом сердце Старого города (Altstadt). Она начинается на юго-западном конце площади Альтмаркт (Altmarkt) и тянется на юг, где образует уже Прагерштрассе (Pragerstraße). С северной стороны – к дворцу, её продолжает Шлоссштрассе (Schloßstraße). Первое упоминание о ней относится к 1324 году, тогда она звучала как Seegasse. Она вела к одному из трёх озёр, окружающих с юга город, к Верхнему озеру  (Oberer See). Озёра располагались цепочкой. Около этих озёр располагались летние резиденции местной знати. Одной из достопримечательностей города был Турецкий сад, который принадлежал курфюрсту и в котором устраивались великолепные праздники. На крайнем озере, где сейчас проходит Петербургерштрассе (Peterburgerstrasse), был остров, на котором находились еврейские захоронения 14 века. В 16 веке на месте озёр воздвигли крепостную стену и выкопали ров, наполненный водой (Wassergraben). Но часть города, примыкавшая к городским воротам снаружи, продолжала называться Seevorstadt. Этот район располагается между  Annenkirche и Bürgerwiese. В 1812 году, когда мостили площади, расширяли город, крепостной ров был засыпан.

Еще одно значительное здание в силуэте города - Крестовая церковь, расположенная на площади Альтмаркт. На её колокольню, высотой 92 метра, поднимался Гофман, чтобы наблюдать в подзорную трубу ход военных действий. Крестовая церковь, главная евангелическая церковь Дрездена, уже столетия связана с судьбой Старого города. Своим именем она обязана кресту-реликвии, который попал сюда в 14 веке. В 1539 г. здесь была введена реформация в Дрездене. На протяжении своей истории церковь неоднократно разрушалась. В ходе Семилетней войны в 1760 г. прекрасное реннесансное здание было  разрушено пруссаками, в 1792 г. вновь восстановлено в стиле барокко, после пожара 1897 г. реконструировано с обновлением интерьера. В 1945 г. после бомбежки и пожара уцелели только стены и колокольня. Внешне церковь восстановлена в первоначальном облике, а интерьер напротив в очень скромном виде и без скульптурных украшений.

 Улица расположена между Фрауенкирхе и районом Альтмаркт. Третий по счёту адрес Гофмана: Moritzstrße, 757,bei dem Herrn Oberexaminator Herrmann, drei Treppen hoch.
Хольцхофгассе(Holzhofgasse)
 Улица находится между Баутцнерштрассе и берегом Эльбы, в месте впадения в неё речки Признитц. Сегодня на ней располагается больница -Diakonissen Krankenhaus. Второй адрес Гофмана :Holzhofgasse, Furmanns Häüschen auf dem Sande.

 Улица, объединяющая район Альтмаркт и Постплац. Первый адрес Гофмана в Дрездене: Hotel Zur Stadt Naumburg, Wilsdruffer Straße, beim Herrn Helpapp, den Besitzer.

 Находились на берегу Эльбы за Чёрными воротами. К ним вела аллея тополей Козельского сада. Место прогулок и увеселений горожан разных сословий, любимое дрезденцами  место праздничных гуляний. На его территории находился Летний театр, где дирижировал Гофман, концертный зал, кафе под открытым небом и купальня.

Ночной горшок

Вы думаете, страшные картины жизни в оккупированном городе, блокада, голод, ужасы войны, болезни, сломили дух великого писателя? Ничуть не бывало! В один из самых тяжёлых моментов его жизни, когда Гофман думал, что заболел свирепствующей в Дрездене дизентерией, он, сидя на ночном горшке, придумал сказку, которая впоследствии вошла в его знаменитый цикл «Фантастические пьесы в манере Калло». В одном из первых вариантов сказки Ансельм, садясь на подаренный Серпентиной к свадьбе ночной горшок, превращается в мартышку. Издателю Кунцу такой вариант концовки не понравился. Гофман переписывает его, но заглавие остаётся прежним, «Золотой горшок». Для современного советского читателя он ассоциируется с «золотыми унитазами» из книжки нашего детства про мальчика с волшебными спичками. То есть это символ невозможного богатства и невозможной глупости. Сам Гофман, с детства преклонявшийся перед греческим писателем Апулеем, читал и перечитывал его «Золотого осла». Названием своей сказки он намеренно отсылает читателя к знаменитому автору древности.

Пунш и его реминисценции

Все комментаторы «Золотого горшка» видят в лице архивариуса Линдгорста, Великого Саламандра, олицетворение стихии огня. Но почему-то никто не идёт дальше - где остальные три стихии, способные зажечь жизнь в спящей материи? Разложим всё по полочкам:
1.Действительно, в мире потустороннем, архивариус превращается в Саламандра, связанного кровными узами с Красной Лилией и Фосфором. В зашифрованных книгах средневековых алхимиков все эти понятия олицетворяли огонь. Временами, даже находясь в человеческом обличии, архивариус может высекать из пальцев искры и летать как птица. Он может возникнуть вдруг в бокале для пунша, как ингредиент для огненного напитка. Недвусмысленно показывает Гофман его мефистофельское начало.
2.Не менее сказочный персонаж – ведьма Рауерин, старуха у Чёрных ворот. Почему в конце сказки она превращается в свекловицу? Потому что это второй символ первичных элементов – земля. Сахарная свёкла, которую во времена Гофмана только начали культивировать в Европе, была необходима для изготовления сахара. А сахар – это праздник, детская радость. Не случайно в либретто балета «Щелкунчик» в русском варианте упоминается Фея Драже, а в немецком – Zuckerrübenfee. Не случайно Вероника видит ведьму в кофейнике, - для кофе тоже подают сахар. В нашем случае сахар необходим  как один из составляющих элементов пунша. К земным элементам принадлежит также лимон.
3.Серпентина, волшебная золотая змейка. Обитает в воде. Там, в волнах Эльбы, и видит её, в окружении сестёр, очарованный Ансельм. Скорее всего, сам Гофман наблюдал с Эльбского моста или с переправы у Антонского сада грандиозный фейерверк в честь Наполеона. Разноцветные блики на воде навели его на мысль о речных существах, сходных с Ундиной. Это третий элемент – вода.
4.Как приправа к раскалённым на огне чувствам выступает на сцену арак, водка, которую приносит в кармане регистратор Геебрандт. Это четвёртый элемент – воздух.
В результате вся сказка предстаёт перед нами как эпитафия пуншу, напитку романтиков. Но это ещё и острая сатира на основоположников «Бури и натиска» Шиллера и Гёте.  Гофман никогда не простил Гёте его преклонения перед Наполеоном. Гёте носил в Дрездене в петлице французский орден, коллекционировал мраморные бюсты императора, бывал на аудиенциях у Наполеона  и конечно читал «Видение на поле битвы под Дрезденом», которое Гофман написал по следам тех страшных событий и которое распространяли в Германии как антинаполеоновскую листовку. А сам Гофман был с теми, кто пел в то время:

Warte,
Bonaparte;
Warte nur, warte, Napoleon,
Warte, warte, wir kriegen dich schon.
Ja der Russ`
Hat uns gezeigt, wie man`s machen muß:
Im ganzen Kremmel
Nicht eine Semmel,
Und auf den Hacken
Immer nur Hunger und Kosaken.

Но вернёмся к нашей пуншевой теме. Фрагмент из «Фантастических пьес в манере Калло»: «Много говорят о вдохновении, которое художники вызывают в себе употреблением крепких напитков, - называют музыкантов и поэтов, которые только так и могут работать... Я этому не верю, - хотя несомненно, что даже в счастливом состоянии духа, можно сказать, при том благоприятном положении созвездий, когда ум от грез переходит к творчеству, спиртные напитки способствуют усиленному движению мыслей. Приведу здесь один образ, хотя и не изысканный: мне представляется, как набухающий поток заставляет быстрее двигаться мельничное колесо, так и в этом случае: человек подливает вина, и его внутренний механизм начинает вращаться быстрее. Конечно, прекрасно, что благородный плод заключает в себе тайную силу чудесным образом вызывать самые яркие проявления человеческого духа. Но напиток, что в эту минуту дымится в стакане здесь, передо мной, подобен таинственному чужеземцу, всюду меняющему свое имя, чтобы оставаться неузнанным. Он не имеет общего названия и производится таким способом: зажигают коньяк, ром или арак и кладут над огнем, на решетку, сахар, который каплями стекает в жидкость. Приготовление и умеренное употребление этого напитка оказывает на меня действие благотворное и увеселяющее. Когда вспыхивает голубое пламя, я вижу, как из него, пылая и искрясь, вылетают саламандры и начинают сражаться с духами земли, обитающими в сахаре. Те держатся храбро, треща, осыпают врагов желтыми искрами, но сила саламандр неодолима, духи земли с треском и шипением падают вниз. Духи воды взмывают вверх и кружатся, обратившись в пар, меж тем как духи земли увлекают за собой обессиленных саламандр и пожирают их в их собственном царстве. Но сами они тоже погибают, а отважные новорожденные маленькие духи начинают сиять в пылающем пурпуре, и то, что породили, погибая в борьбе, саламандр и дух земли, соединяет в себе жар огня и стойкость духа земли. Если бы в самом деле было желательно подливать спиртное на колесо фантазии (что я считаю желательным, ибо это не только ускоряет полет мыслей художника, но также сообщает ему известное благорасположение и веселость, облегчающие труд), то по отношению к напиткам можно было бы установить некоторые общие правила. Так, я, например, посоветовал бы при сочинении церковной музыки употреблять старые рейнские и французские вина; для серьезной оперы – очень тонкое бургундское; для комической оперы – шампанское; для канцонетт – итальянские огненные вина; для произведения в высшей степени романтического, вроде “Дон-Жуана”, - умеренное количество напитка, создаваемого саламандрами и духами земли”.
 О ком мы вспоминаем прежде всего, когда читаем подобные вирши?  Конечно Венедикта Ерофеева и его знаменитые «Москва-Петушки». Никому, кто его читал, не забыть «Господь в синих молниях…» или «…окрестные луга озарились синим огнём…»







Keine Kommentare:

Kommentar veröffentlichen